Необходимость построения теории обычно диктуется недостаточностью чисто описательного, идеографического подхода к интерпретации некоторого комплекса эмпирического материала. Как правило, существует одна или несколько принципиальных проблем, решить которые представляется возможным лишь сделав «проблемную» область объектом теоретического осмысления. Причем, именно на решение этих проблем и будет ориентирована сама процедура теоретизации.

Проблема создания теории колонизационных процессов есть, прежде всего, проблема ответа на вопрос о сущности структурной дифференциации колонизирующего общества на колонию и метрополию, а также о факторах сохранения их тождества и возникновения различий. По большому счету, построение колонизационной теории должно решить проблему роли внешних, средовых факторов в развитии и качественном своеобразии социального организма.

Создание теории того или иного класса процессов предполагает наличие плодотворной метафоры, «обнажающей» сущность исследуемого, структурирующей эмпирический материал и направляющей познавательно-логическую деятельность исследователя. Метафорическим отражением сущности колонизационных процессов может стать взаимодействие, субъектами которого следует считать социум (общество как социальный организм) и среду (совокупность внешних условий социума). Поскольку любое взаимодействие предполагает процесс обмена информацией между взаимодействующими сторонами (субъектами взаимодействия), считаем целесообразной и эвристически плодотворной информационную интерпретацию процесса колонизации. Такое «прочтение» проблемы построения колонизационной теории не претендует на всеохватность и исключительную глубину в истолковании эмпирических данных, но, в отличие от других теоретических схем, позволяет ответить на поставленные перед ней вопросы.

Ключевое в данном контексте понятие, информация, может пониматься двояко (мы опустим его обыденные и узкоспециальные определения): во-первых, как количественно не выражаемая степень организации системы (здесь информация синонимична структурности); во-вторых, как мера модификации субъекта взаимодействия (информации тем больше, чем значительнее изменения, претерпеваемые воспринимающей ее системой). Иными словами, первый аспект характеризует внутреннее состояние субъекта взаимодействия, его структуру; второй же отражает степень устойчивости/неустойчивости этой структуры во взаимодействии с объектом (другой структурой или средой). Взаимообусловленность этих аспектов позволяет на целостной основе раскрыть механизмы процессов взаимодействия в рамках оппозиции «социум — среда».

Можно с полным основанием утверждать, что именно структурная информация, т.е. состояние самого субъекта восприятия, в значительной степени определяет характеристики воспринимаемой информации и, следовательно, характер и глубину своей модификации в процессе взаимодействия с объектом. В этой связи, необходимо рассмотреть социальную структуру как структуру информационную.

Социальная структура в рассматриваемом контексте представляет собой информационное инобытие социального организма, аккумуляцию его эволюционного пути, воплощение его истории, некогда воспринятой и объективированной информации. Эта информация проявляется как в материально-вещественных атрибутах социума, так и в его особом семиотическом (знаковом) пространстве, позволяющем не только сохранять (дублировать) структурную информацию, но и оперировать ею. Кроме того, структурная информация может быть актуальной, иначе говоря, составлять сам социум или участвовать в его функционировании, а может быть потенциальной, т.е. образовывать некое поле виртуальной, возможной, но не реализованной информации, создающей необходимую для нормального существования социума степень вариативности, стохастичности. Между актуальной и потенциальной информацией в структуре социума нет четких границ, постоянно происходит проверка «на прочность» структуры, а также отбор и выбраковка ее возможных альтернатив.

Чтобы получать информацию об объекте необходимо иметь соответствующие средства преобразования входящих сигналов, которые бы позволяли воспринимать и интерпретировать эти сигналы как осмысленные. Все это напоминает процедуру «распаковки» информации в знаковых системах, в связи с чем, считаем уместным обозначить информацию как текст, ее восприятие как считывание, а процесс ее объективации в структуре социума как интерпретацию. Согласно этой логике, социальная структура, представленная в виде сложного нелинейного текста, неизбежно становится информационным фильтром, пропускающим через свои «врата восприятия» только то, что может быть воспринято и отсекающим все остальное, являющееся для социума «прозрачным», «невидимым». Таким образом, можно констатировать не просто избирательность восприятия, но избирательность тесно связанную со свойствами самой социальной структуры: текст может быть «дописан» или изменен только «понятными» средствами и по «понятным» правилам. Кажущаяся ущербность социума в его способности к восприятию, причем, надо заметить, ущербность тщательно оберегаемая и постоянно воспроизводимая, на самом деле является гарантом существования и развития социального организма. Дело в том, что среда, окружающая социум, заведомо превышает возможности социальной структуры по ее восприятию и выступает, по сути, в роли хаоса. Помня о том, что взаимодействие есть процесс информационного обмена, по мере которого взаимодействующие стороны все больше «отражаются» друг в друге, информационная «открытость» социальной структуры среде неминуемо инициирует обвал деструктивных процессов. Только узость в восприятии среды и трансформация ее «по образу своему и подобию» (от чего зависит степень допустимой «открытости» среде) делают само существование социального организма возможным.

Территориально стабильный социум обычно находится в предсказуемо устойчивых отношениях со своей внутренней средой. Маятник их взаимной адаптации, «подгонки» друг к другу, отклоняется в сторону все большего воздействия социальной структуры на свою среду и все меньшей возможности последней влиять на качественную специфику социума. Иными словами, объективация в структуре социума все большего объема информации, идущей от внутренней среды, значительно ограничивает в дальнейшем ее роль в качественном развитии социальной структуры, на котором все ощутимее сказываются внутрисоциальные и внешнесредовые факторы.

Вместе с тем, поступающая от внешней среды информация всегда сильно утрирована. Связано это не только с природой социальной структуры как информационного фильтра, но и с существованием дополнительных информационных преград. С их помощью социум отграничивает себя от других социальных организмов и среды, а также ограждается от нежелательной или опасной информации, исходящей извне. Однако дополнительные информационные фильтры могут иметь совершенно различную природу и упрощенность входящей информации, соответственно, способна вызвать совершенно различные поведенческие реакции. В этой связи, представляется интересным сравнить типичные образы внешней среды (дополнительные информационные фильтры)  территориально стабильного социума и социума колонизирующего. В первом случае упрощенность информации порождает мифическое представление о внешней среде, проявляющееся обычно в различного рода ксенофобических реакциях, объективно препятствующих сношениям социума с внешней средой и способствующих недоверию к исходящим от нее сигналам. Данный образ среды имеет высокую степень устойчивости и являет собой пример самоподдерживающегося информационного фильтра. Во втором случае такой же дефицит информации приводит к противоположно окрашенному образу среды и, следовательно, ведет к обратному результату. Здесь внешняя среда наделяется притягательными чертами, воплощающимися в зависимости от конкретных устремлений либо в социально-религиозной утопии, либо в источнике материального обогащения. В данном случае образ среды постепенно размывается и исчезает, обеспечив, однако, «информационную поддержку» колонизации.

Наиболее важным из дополнительных информационных фильтров является фильтр цели, организующий определенным образом поступающую от среды информацию (в том числе информационный шум) и определяющий особенности ее интерпретации (объективации в социальной структуре). Подобная узконаправленность в считывании средовой информации и, соответственно, значительное упрощение колониальной части социальной структуры являются важным приспособительным фактором. Это позволяет решать конкретные задачи колонизации и, в то же время, свести к минимуму мутационное влияние среды на самоорганизующуюся колониальную структуру. Дело в том, что даже та доля «открытости» среде, которой обладает метрополия, делала бы колонию весьма уязвимой, поскольку последняя в отличие от метрополии обычно не обладает (по плотности информационных носителей, как людских, так и материально-вещественных) достаточной мощности информационным фильтром. Единое семиотическое поле и непосредственный опыт колонистов остаются едва ли не единственной формой сохранения структурной информации в начальный период колонизации (именно этим объясняются известная консервативность и трепетное отношение к традициям, столь характерные для колоний). В свою очередь, чрезмерная «открытость» среде и относительная слабость информационных фильтров могли обусловить рост хаотичности колониальной структуры, что, с одной стороны, способствовало бы более адекватному ее реагированию на факты среды, но, с другой стороны, инициировало бы процессы дивергенции (расхождения квалифицирующих признаков) колонии и метрополии.

Следует, однако, различать понятие структурной целостности колонии и метрополии и понятие их структурной тождественности. В первом случае речь идет о целостности социального организма вне зависимости от степени различия составляющих его частей. Нарушение этой целостности означает распадение социума или, если угодно, «отпочкование» колонии от метрополии с образованием собственного социального организма с той или иной степенью независимости от метрополии. Причем, необходимо уяснить, что распадение целостности вызывается не структурными различиями колонии и метрополии, а наличием информационных фильтров между ними. Так, например, колония может использовать фильтр цели не только для «просеивания» внешнесредовой информации, но и для восприятия информации, исходящей от метрополии, что неизбежно повлечет за собой усиление центробежных тенденций. При этом степень структурной тождественности колонии и метрополии может быть достаточно высокой. Во втором случае имеют значение лишь качественные различия между колонией и метрополией, не связанные, однако, с закономерным упрощением колониальной структуры. Основным фактором, трансформирующим колониальную структуру, является средовая информация. Однако, согласно давно подмеченному факту, массово колонизуются только те территории, которые обладают максимальным морфологическим сходством с местами выхода колонистов. Иными словами, только осмысленные факты среды ведут к структуризации населения, только для этих фактов организующаяся колониальная структура может найти соответствующие «паттерны поведения» и, следовательно, оправдать свое существование. Тем не менее, колония не есть простое повторение метрополии.

Во-первых, считывание средовой информации есть интерпретация, т.е. достаточно субъективно (в качестве социального субъекта могут рассматриваться и отдельный индивид, и социальная группа, и общество в целом). Вследствие этого, вполне допустимы ошибки, когда действия социального субъекта, основанные на неверно осмысленных фактах, не являются адекватными обстоятельствам, что может привести к серьезной трансформации части колониальной структуры или ее уничтожению. Любой сколько-нибудь крупный колонизационный процесс, известный истории, сопровождался возникновением маргинальных групп колонистов, попадавших в непривычное средовое окружение, не имевших возможности следовать своей традиционной структурной информации (а значит, и сохранять ее) и испытывавших различные стадии аккультурации и деэтнизации.

Во-вторых, отсутствие предопределенности в формообразовании колонии обусловлено и тем обстоятельством, что поступающая от среды информация всегда избыточна. Иными словами, поведение социума есть процедура выбора одной из ряда возможных альтернатив, т.е. вероятностно. Хотя наличие цели, как дополнительного информационного фильтра отграничивающего актуальную информацию от потенциальной, все же делает принципиально возможным прогнозное моделирование колонизационных процессов.

В любом случае, по количественным и качественным показателям инноваций в колониальной структуре можно судить о степени новизны поступающей информации. Тем самым становится возможным судить о степени различия между местом выхода и местом водворения колонистов не по их объективным характеристикам как они есть, а по их восприятию социумом. Очевидно, что в этом случае наше представление о воздействии средовых условий на социальную структуру окажется более объективным. Как бы то ни было, отправной точкой исследования колонизирующего общества должно являться выяснение его свойств как информационной структуры; исследование свойств колонизируемой среды неизбежно будет носить вторичный, подчиненный характер.

Обращение к такому казалось бы отвлеченному и абстрактному понятию как информация в решении частной теоретической проблемы продиктовано не только чисто академическим интересом, но и некой интуитивно осознаваемой актуальностью. Еще совсем недавно казавшаяся вполне безобидной, информация предстает сегодня в роли мощнейшего модификатора социальных субъектов: от отдельного индивида до претендующих на мировое лидерство империй. В этой связи, особое значение приобретают исследования, ставящие своей целью познание исторических форм информационного воздействия. Их результаты должны дать реальную оценку последствий резкого изменения качества и условий приема обществом внешней информации (как это происходит, например, при сломе информационных фильтров или в процессе колонизации). Практическим же итогом этих исследований может стать выработка конкретных рекомендаций по своевременному и адекватному реагированию на опасную для целостности и качественного своеобразия общества информацию, поступающую извне.