Насколько можно судить по дошедшим до нас письменным источникам (см., напр., жалованную грамоту Ивана IV промышленникам Строгановым на земли по Тоболу), территории, расположенные за «Камнем» (Уральскими горами), уже изначально рассматривались русскими властями как потенциально богатые рудными месторождениями (железо, медь, олово, свинец). 25 Трудно сказать, на чем основывалось убеждение властей о наличии здесь упомянутых ископаемых. Оно могло проистекать как из слухов, бытовавших на Руси, о так называемых «чудских» металлических изделиях, так и быть следствием стереотипного представления об общераспространенности, или, по крайней мере, частой встречаемости, рудных месторождений. В любом случае, первые колонисты имели какие-то не вполне понятные нам сегодня основания для надежды на нахождение в этих местах указанных ископаемых.

В то же время огромные рудные богатства Урала не были востребованы вплоть до XVIII столетия. И это на фоне неоднократных попыток в течение XVII века найти железную руду в равнинном Зауралье, в местах, далеких от будущих горных разработок.

Игнорирование уральских рудных богатств объясняется обычно отсутствием потребности в высококачественном железе, каковая якобы возникла только в результате новых промышленных нужд петровской эпохи, в частности, при вступлении России в войну со Швецией, т.е. с конца XVII столетия. Однако факт весьма настойчивых поисков железной руды в Зауралье на всем протяжении XVII века говорит об обратном.

Позднее обнаружение горных богатств Урала часто объясняется также его более поздним заселением. Но, несмотря на кажущуюся логичность этого объяснения, следует понимать, что корреляция мест присвоения ресурса с местами размещения населения весьма относительна. Более того, организация населения на той или иной территории сама зависит от имеющейся информации о наличии здесь тех или иных ресурсов. Это позволяет сделать следующее предположение: само становление горнозаводского Урала только в XVIII столетии во многом объясняется тем, что данный район вплоть до конца предыдущего, XVII-го, века был в этом плане информационно пуст, «прозрачен». Не исходила из этого района информация, которая бы могла инициировать его горнопромышленное освоение.

В этой связи интересен анализ обозначений данной территории. До XVIII столетия Урала как пространственно содержательного понятия не существовало. Бытовало наименование Камень, обозначающее границу (абстрактный разграничитель) между метрополией и колонией, что лишний раз показывает отсутствие у него сколько-нибудь протяженного (пространственного) содержания. И лишь в XVIII столетии данная территория, уже под именем Урал, заявляет о себе как о протяженном и информационно наполненном образовании. Иными словами, именно рубеж XVII—XVIII вв. явился временем действительного открытия Урала, когда пространство, казавшееся до того времени качественно однородным, стало вдруг резко дифференцированным.

Причины возникновения такой пространственной метаморфозы требуют своего объяснения. Сколь настойчивые, столь и бесплодные попытки найти рудные выходы промышленного значения в течении XVII столетия предпринимались в Тобольском, Тюменском, Туринском уездах. Кажущийся странным выбор мест этих поисков перестает быть таковым если учесть, что социальный организм как информационно-зависимая система ищет искомое не там, где оно есть, а там, где надеется его найти. Устойчивый информационный образ (стереотип) относительно взаимосвязи гористой местности и рудных месторождений в это время еще не сложился или был слаб. Если учесть, что в европейской части Русского государства железо извлекали по преимуществу из дерновых и болотных руд, а встречались они практически повсеместно, то поиск руды в равнинном Зауралье был вполне ожидаем.

Лишь к середине XVIII столетия старый стереотип уступил место новому (накрепко связавшему представление о возможном наличии залежей руды с горным ландшафтом), актуальному и в наше время.